[vladislav karunas]

Сады и лесы, пни и кочки...
Все это Родина моя...
Скажу вам честно : мне, браточки,
Не надо больше ничего
Я пальму первенства тебе,
Моя отчизна, отдаю...
Тебя верчу в своем я лбе!
А все другие — никогда
Воспеть я мог бы лишь себя,
Поскольку есть меня за чтo
Но мать-земля! Тебя любя,
Ржу о тебе, как конь в ...
Мне Богом даден правый рук,
Чтоб я державу в ем держал...
Но чу! Я слышу громки звук
То враг через рубеж вбежал!
Стой! Кто идет? — промолвил страж,
Свинцом оружье зарядив.
Стоять! Стреляю! — крикнул страж.
И выстрелил. И враг упал.
Ведь потому что сразу аж
Он в оба глаз ему попал.
Так был жестоко посрамлен
Коварный плут, что тайно крался.
Он до секретов не добрался,
Повиснув телом между крон.
И мы на Родине своей
Всегда уверенные в том,
Что всяк заслатый лиходей
Тотчас падет, а не потом!

[Комарова Ольга]

Испанское, случайное:

Rafael Alberti – A la Gracia A ti, divina, corporal, preciosa, por quien el aura impereceptible orea el suspendido seno de recrea la prefección tranquila de la rosa. A ti, huidiza, resbalada, airosa, caricia virginal, sal que aletea y ante la mano en vuelo delinea tu fugitiva, rubia espalda, diosa. A ti, fino relámpago, destello, sonrisa más delgada que el cabello, burladora, inefable travesura. La gracia de tu gracia es resistirte, correr, volar, asirte, desasirte. A ti, yo no sé qué de la Pintura.

Рафаэль Альберти – Грации Тебе, мечты земное воплощенье, чью грудь тугую с трепетом ретивым ласкает ветер в танце шаловливом, а розы замирают в восхищенье. Тебе, неуловимое виденье, златых волос живые переливы, невинность пылкая, богиня, дива, поправшая земное притяженье. Тебе, мелькнувшая в ночи зарница, лукавая смешинка, озорница, улыбка светлая, волос лучистей. Очарованье сполоху под стать — тебя не обрести, не удержать, немыслимый шедевр холста и кисти!

[Комарова Ольга]

Итальянское, специальное

Eugenio Montale – Maestrale S’è rifatta la calma nell’aria: tra gli scogli parlotta la maretta. Sulla costa quietata, nei broli, qualche palma a pena svetta. Una carezza disfiora la linea del mare e la scompiglia un attimo, soffio lieve che vi s’infrange e ancora il cammino ripiglia. Lameggia nella chiarìa la vasta distesa, s’increspa, indi si spiana beata e specchia nel suo cuore vasto codesta povera mia vita turbata. O mio tronco che additi, in questa ebrietudine tarda, ogni rinato aspetto co’ tuoi raccolti diti protesi in alto, guarda: sotto l’azzurro fitto del cielo qualche uccello di mare se ne va; né sosta mai: che tutte le cose pare sia scritto: «più in là».

Эудженио Монтале – Мистраль Бушевавшая буря утихла, лишь прибой причитал поначалу, да прибрежные пальмы дивились лазури, головами качали. Спит стихия морская, рябится лёгкой дрожью покой полусонный, когда ветер её мимоходом ласкает на пути к горизонту. То как солнце сверкает, недвижна, то вдруг хмурится, точно от боли, и в причудливой зыби зеркал проступает моя горькая доля. О чурбан онемелый, ты в этом запоздалом блаженстве великом к чуду перерождения тянешь несмело свои пальцы, взгляни-ка: К синевою налитым пределам стая птиц устремляет полёт, им неведом покой, словно что-то велит им: «Вперёд!»

[yura_graph]

Наталья Ладутько, г. Владивосток.


Я ловлю ее светлые волосы на живца:
Тонкой кистью, иль фломастером -

Без конца.
Я рисую белым по стенам,
Обвожу это белым мелом.
Выливаю белую краску -

Светло-белую, как слеза,
Как ее любимый свитшот,
Цвет моих потертых шорт.
Цвет цветов на ее окне.
Я пишу ей: "Вернись ко мне!"
Я пишу на огромной стене,
На заборе и вдоль домов:
Но на белом... Не видно слов...